Теперь и в цвете

@темы: Star trek, Nimoy

---

Не к ночи будь помянут... И другие работы мастера комиксов Chee Yang Ong

еще семь штук

@темы: Star trek

---

Немного постеров.

Еще четыре штуки

@темы: Star trek

---

Worked with Mr. Ray Bradbury several times. Great mind !! His work will LLAP

— Leonard Nimoy (@TheRealNimoy) июня 8, 2012

---

Еще того же автора +5

@темы: Star trek, Shatner, Nimoy

---

Любимое произведение у Брэдбери

Будет ласковый дождь…

Рэй Дуглас Брэдбери Будет ласковый дождь…
В гостиной говорящие часы настойчиво пели: тик-так, семь часов, семь утра, вставать пора! — словно боясь, что их никто не послушает. Объятый утренней тишиной дом был пуст. Часы продолжали тикать и твердили, твердили свое в пустоту: девять минут восьмого, к завтраку все готово, девять минут восьмого!
На кухне печь сипло вздохнула и исторгла из своего жаркого чрева восемь безупречно поджаренных тостов, четыре глазуньи, шестнадцать ломтиков бекона, две чашки кофе и два стакана холодного молока.
— Сегодня в городе Эллендейле, штат Калифорния, четвертое августа две тысячи двадцать шестого года, — произнес другой голос, с потолка кухни. Он повторил число трижды, чтобы получше запомнили. — Сегодня день рождения мистера Фезерстоуна. Годовщина свадьбы Тилиты. Подошел срок страхового взноса, пора платить за воду, газ, свет.
Где-то в стенах щелкали реле, перед электрическими глазами скользили ленты памятки.
Восемь одна, тик-так, восемь одна, в школу пора, на работу пора, живо, живо, восемь одна! Но не хлопали двери, и не слышалось мягкой поступи резиновых каблуков по коврам.
На улице шел дождь. Метеокоробка на наружной двери тихо пела: «Дождик, дождик целый день, плащ, галоши ты надень…» Дождь гулко барабанил по крыше пустого дома.
Во дворе зазвонил гараж, поднимая дверь, за которой стояла готовая к выезду автомашина… Минута, другая — дверь опустилась на место.
В восемь тридцать яичница сморщилась, а тосты стали каменными. Алюминиевая лопаточка сбросила их в раковину, оттуда струя горячей воды увлекла их в металлическую горловину, которая все растворяла и отправляла через канализацию в далекое море. Грязные тарелки нырнули в горячую мойку и вынырнули из нее, сверкая сухим блеском.
Девять пятнадцать, — пропели часы, — пора уборкой заняться.
Из нор в стене высыпали крохотные роботы-мыши. Во всех помещениях кишели маленькие суетливые уборщики из металла и резины. Они стукались о кресла, вертели своими щетинистыми роликами, ерошили ковровый ворс, тихо высасывая скрытые пылинки. Затем исчезли, словно неведомые пришельцы, юркнули в свои убежища. Их розовые электрические глазки потухли. Дом был чист.
Десять часов. Выглянуло солнце, тесня завесу дождя. Дом стоял одиноко среди развалин и пепла. Во всем городе он один уцелел. Ночами разрушенный город излучал радиоактивное сияние, видное на много миль вокруг.
Десять пятнадцать. Распылители в саду извергли золотистые фонтаны, наполнив ласковый утренний воздух волнами сверкающих водяных бусинок. Вода струилась по оконным стеклам, стекала по обугленной западной стене, на которой белая краска начисто выгорела. Вся западная стена была черной, кроме пяти небольших клочков. Вот краска обозначила фигуру мужчины, катящего травяную косилку. А вот, точно на фотографии, женщина нагнулась за цветком. Дальше еще силуэты, выжженные на дереве в одно титаническое мгновение… Мальчишка вскинул вверх руки, над ним застыл контур подброшенного мяча, напротив мальчишки — девочка, ее руки подняты, ловят мяч, который так и не опустился
Только пять пятен краски — мужчина, женщина, дети, мяч. Все остальное тонкий слой древесного угля.
Тихий дождь из распылителя наполнил сад падающими искрами света…
Как надежно оберегал дом свой покой вплоть до этого дня! Как бдительно он спрашивал: «Кто там? Пароль?» И, не получая нужного ответа от одиноких лис и жалобно мяукающих котов, затворял окна и опускал шторы с одержимостью старой девы. Самосохранение, граничащее с психозом, — если у механизмов может быть паранойя.
Этот дом вздрагивал от каждого звука. Стоило воробью задеть окно крылом, как тотчас громко щелкала штора и перепуганная птица летела прочь. Никто даже воробей — не смел прикасаться к дому!
Дом был алтарем с десятью тысячами священнослужителей и прислужников, больших и маленьких, они служили и прислуживали, и хором пели славу. Но боги исчезли, и ритуал продолжался без смысла и без толку.
Двенадцать.
У парадного крыльца заскулил продрогнувший пес.
Дверь сразу узнала собачий голос и отворилась. Пес, некогда здоровенный, сытый, а теперь кожа да кости, весь в парше, вбежал в дом, печатая грязные следы. За ним суетились сердитые мыши — сердитые, что их потревожили, что надо снова убирать!
Ведь стоило малейшей пылинке проникнуть внутрь сквозь щель под дверью, как стенные панели мигом приподнимались, и оттуда выскакивали металлические уборщики. Дерзновенный клочок бумаги, пылинка или волосок исчезали в стенах, пойманные крохотными стальными челюстями. Оттуда по трубам мусор спускался в подвал, в гудящее чрево мусоросжигателя, который злобным Ваалом притаился в темном углу.
Пес побежал наверх, истерически лая перед каждой дверью, пока не понял как это уже давно понял дом, — что никого нет, есть только мертвая тишина.
Он принюхался и поскреб кухонную дверь, потом лег возле нее, продолжая нюхать. Там, за дверью, плита пекла блины, от которых по всему дому шел сытный дух и заманчивый запах кленовой патоки.
Собачья пасть наполнилась пеной, в глазах вспыхнуло пламя. Пес вскочил, заметался, кусая себя за хвост, бешено завертелся и сдох. Почти час пролежал он в гостиной.
Два часа, — пропел голос.
Учуяв наконец едва приметный запах разложения, из нор с жужжанием выпорхнули полчища мышей, легко и стремительно, словно сухие листья, гонимые электрическим веером.
Два пятнадцать.
Пес исчез.
Мусорная печь в подвале внезапно засветилась пламенем, и через дымоход вихрем промчался сноп искр.
Два тридцать пять.
Из стен внутреннего дворика выскочили карточные столы. Игральные карты, мелькая очками, разлетелись по местам. На дубовом прилавке появились коктейли и сэндвичи с яйцом. Заиграла музыка.
Но столы хранили молчание, и никто не брал карт.
В четыре часа столы сложились, словно огромные бабочки, и вновь ушли в стены.
Половина пятого.
Стены детской комнаты засветились.
На них возникли животные: желтые жирафы, голубые львы, розовые антилопы, лиловые пантеры прыгали в хрустальной толще. Стены были стеклянные, восприимчивые к краскам и игре воображения. Скрытые киноленты заскользили по зубцам с бобины на бобину, и стены ожили. Пол детской колыхался, напоминая волнуемое ветром поле, и по нему бегали алюминиевые тараканы и железные сверчки, а в жарком неподвижном воздухе, в остром запахе звериных следов, порхали бабочки из тончайшей розовой ткани! Слышался звук, как от огромного, копошащегося в черной пустоте кузнечных мехов роя пчел: ленивое урчание сытого льва. Слышался цокот копыт окапи и шум освежающего лесного дождя, шуршащего по хрупким стеблям жухлой травы. Вот стены растаяли, растворились в необозримых просторах опаленных солнцем лугов и бездонного жаркого неба. Животные рассеялись по колючим зарослям и водоемам.
Время детской передачи.
Пять часов. Ванна наполнилась прозрачной горячей водой.
Шесть, семь, восемь часов. Блюда с обедом проделали удивительные фокусы, потом что-то щелкнуло в кабинете, и на металлическом штативе возле камина, в котором разгорелось уютное пламя, вдруг возникла курящаяся сигара с шапочкой мягкого серого пепла.
Девять часов. Невидимые провода согрели простыни — здесь было холодно по ночам.
Девять ноль пять. В кабинете с потолка донесся голос:
— Миссис Маклеллан, какое стихотворение хотели бы вы услышать сегодня?
Дом молчал.
Наконец голос сказал:
— Поскольку вы не выразили никакого желания, я выберу что-нибудь наудачу.
Зазвучал тихий музыкальный аккомпанемент.
— Сара Тисдейл. Ваше любимое, если не ошибаюсь…
Будет ласковый дождь, будет запах земли.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну
Пережито-забыто, ворошить ни к чему
И ни птица, ни ива слезы не прольет,
Если сгинет с Земли человеческий род
И весна… и Весна встретит новый рассвет
Не заметив, что нас уже нет.
В камине трепетало, угасая, пламя, сигара осыпалась кучкой немого пепла. Между безмолвных стен стояли одно против другого пустые кресла, играла музыка.
В десять часов наступила агония.
Подул ветер. Сломанный сук, падая с дерева, высадил кухонное окно. Бутылка пятновыводителя разбилась вдребезги о плиту. Миг — и вся кухня охвачена огнем!
— Пожар! — послышался крик. Лампы замигали, с потолков, нагнетаемые насосами, хлынули струи воды. Но горючая жидкость растекалась по линолеуму, она просочилась, нырнула под дверь и уже целый хор подхватил:
— Пожар! Пожар! Пожар!
Дом старался выстоять. Двери плотно затворились, но оконные стекла полопались от жара, и ветер раздувал огонь.
Под натиском огня, десятков миллиардов сердитых искр, которые с яростной бесцеремонностью летели из комнаты в комнату и неслись вверх по лестнице, дом начал отступать.
Еще из стен, семеня, выбегали суетливые водяные крысы, выпаливали струи воды и возвращались за новым запасом. И стенные распылители извергали каскады механического дождя. Поздно. Где-то с тяжелым вздохом, передернув плечами, замер насос. Прекратился дождь-огнеборец. Иссякла вода в запасном баке, который много-много дней питал ванны и посудомойки.
Огонь потрескивал, пожирая ступеньку за ступенькой. В верхних комнатах он, словно гурман, смаковал картины Пикассо и Матисса, слизывая маслянистую корочку и бережно скручивая холсты черной стружкой.
Он добрался до кроватей, вот уже скачет по подоконникам, перекрашивает портьеры!
Но тут появилось подкрепление.
Из чердачных люков вниз уставились незрячие лица роботов, изрыгая ртами-форсунками зеленые химикалии.
Огонь попятился: даже слон пятится при виде мертвой змеи. А тут по полу хлестало двадцать змей, умерщвляя огонь холодным чистым ядом зеленой пены.
Но огонь был хитер, он послал языки пламени по наружной стене вверх, на чердак, где стояли насосы. Взрыв! Электронный мозг, управлявший насосами, бронзовой шрапнелью вонзился в балки.
Потом огонь метнулся назад и обошел все чуланы, щупая висящую там одежду.
Дом содрогнулся, стуча дубовыми костями, его оголенный скелет корчился от жара, сеть проводов — его нервы — обнажилась, словно некий хирург содрал с него кожу, чтобы красные вены и капилляры трепетали в раскаленном воздухе. Караул, караул! Пожар! Бегите, спасайтесь! Огонь крошил зеркала, как хрупкий зимний лед. А голоса причитали: «Пожар, пожар, бегите, спасайтесь!» Словно печальная детская песенка, которую в двенадцать голосов, кто громче, кто тише, пели умирающие дети, брошенные в глухом лесу. Но голоса умолкали один за другим по мере того, как лопалась, подобно жареным каштанам, изоляция на проводах. Два, три, четыре, пять голосов заглохли.
В детской комнате пламя объяло джунгли. Рычали голубые львы, скакали пурпурные жирафы. Пантеры метались по кругу, поминутно меняя окраску; десять миллионов животных, спасаясь от огня, бежали к кипящей реке вдали…
Еще десять голосов умерли. В последний миг сквозь гул огневой лавины можно было различить хор других, сбитых с толку голосов, еще объявлялось время, играла музыка, метались по газону телеуправляемые косилки, обезумевший зонт прыгал взад-вперед через порог наружной двери, которая непрерывно то затворялась, то отворялась, — одновременно происходила тысяча вещей, как в часовой мастерской, когда множество часов вразнобой лихорадочно отбивают время: то был безумный хаос, спаянный в некое единство; песни, крики, и последние мыши-мусорщики храбро выскакивали из нор — расчистить, убрать этот ужасный, отвратительный пепел! А один голос с полнейшим пренебрежением к происходящему декламировал стихи в пылающем кабинете, пока не сгорели все пленки, не расплавились провода, не рассыпались все схемы.
И наконец, пламя взорвало дом, и он рухнул пластом, разметав каскады дыма и искр.
На кухне, за мгновение до того, как посыпались головни и горящие балки, плита с сумасшедшей скоростью готовила завтраки: десять десятков яиц, шесть батонов тостов, двести ломтей бекона — и все, все пожирал огонь, понуждая задыхающуюся печь истерически стряпать еще и еще!
Грохот. Чердак провалился в кухню и в гостиную, гостиная — в цокольный этаж, цокольный этаж — в подвал. Холодильники, кресла, ролики с фильмами, кровати, электрические приборы — все рухнуло вниз обугленными скелетами.
Дым и тишина. Огромные клубы дыма.
На востоке медленно занимался рассвет. Только одна стена осталась стоять среди развалин. Из этой стены говорил последний одинокий голос, солнце уже осветило дымящиеся обломки, а он все твердил:
— Сегодня 5 августа 2026 года, сегодня 5 августа 2026 года, сегодня…

---

@темы: Star trek

---

Saddened to hear about the passing of Ray Bradbury. He was so prolific in his writings. MBB

— William Shatner (@WilliamShatner) июня 6, 2012

---

Любопытно.

Аудио-интервью Николаса Мейера

@темы: Star trek

---

Действительно.

Star Trek II. Wonderful movie. Thanks to Harve Bennett and Nick Meyer. They put ST back in space. "Remember". #LLAP

— Leonard Nimoy (@TheRealNimoy) июня 4, 2012

@темы: Star trek, Nimoy

---

Интервью Леонарда Нимоя

На 15.05 второго ролика Леонард пародирует выражение лица Шатнера в сцене похорон Спока (Of my friend, I can only say this: of all the souls I have encountered in my travels... his was the most... human.)

@темы: Star trek, Nimoy

---

Трейлер к книге Night of the living trekkies

Ссылка на книгу на торрентах

@темы: Star trek

---

Star trek everywhere.

На этот раз - в книге М.Каннингема "Плоть и кровь". Сама книга

сугубое ИМХО

сага о людях, которые не нужны даже сами себе, но содержит любопытный эпизод - мальчику дарят игрушечный "Энтерпрайз".

Текст на английском

He held some of his presents: an orange truck like Ben's and a Star Trek spaceship.
...
He nodded. He was lost, contemplating the spaceship, and she lost herself with him. Lamplight shone on the gray surface of the deck, on the white word Enterprise. Outer space was bright, not dark. You could go anywhere.
...
She told Jamal, in a whisper, to go back to sleep and he answered by taking the spaceship and holding it over his head.

“Beam us up,” he said.

Он же, оказывается, собирает фигурки героев из СТ.

“What's this?” he asked.

“One of Jamal's Star Trek people. That's the doctor, I forget his name.”

“Bones. Captain Kirk called him Bones.”

“Right,” she said. “He wasn't one of the really major characters, was he?”

“Semi-major. He was always around. He was . . . helpful.”

“Jamal has them all. Look, here's a Klingon.”

“Nasty-looking character.”

“He loves the aliens. He doesn't care if they're good or bad. Will?”

...
She said, “Do you want to take something out there with you? One of the Star Trek people?”

“No,” he said impatiently, through toothpaste. His love of the Star Trek figures had become a secret vice. He believed he was too old for toys.
...

Перевод:

В руках он держал часть подарков: оранжевый грузовик, такой же как у Бена, и космический корабль из «Звездного пути».
...
Джамаль кивнул. Он весь ушел в созерцание новой игрушки, и Зои тоже, следом за ним. Свет лампы сиял на серой поверхности корабля, на белом слове «Энтерпрайз». Космос ярок, не темен. И ты можешь лететь куда захочешь.
...
Она шепотом велела Джамалю перебраться в его постель и спать там; в ответ он поднял над головой космический корабль.

— Ведите нас по лучу, — сказал он. Кто бы сомневался, что переведут именно так!
...
Он снял с разделочного стола пластмассового человечка, спросил:

— Кто это?

— Один из персонажей «Звездного пути», их Джамаль собирает. Это доктор, забыла, как его зовут.

— Боунс. Капитан Кирк прозвал его Боунсом.

— Точно, — сказала Зои. — Он, вообще-то, не был главным персонажем. Так?

— Персонаж второго плана. Зато всегда оказывался под рукой. Был… всегда готовым прийти на помощь.

— У Джамаля они все есть. Вот, смотри, клингон.

— Вид у него страхолюдный.

— Джамаль любит пришельцев. А хорошие они или плохие, ему все равно. Вилл?
...
— Не хочешь что-нибудь взять с собой? — спросила она. — Одного из героев «Звездного пути»?

— Нет, — сердито ответил он сквозь зубную пасту. Любовь к фигуркам из «Звездного пути» обратилась для него в тайный порок. Он считал, что уже вырос из этих игрушек.

@темы: Star trek

---

И к ним не зарастет народная тропа...

Приобщиться? +5

Те же хм, только в профиль


И в анфас

@темы: Star trek

---

Поклонникам Леонарда Нимоя

С конем

С псом и котом

С гитарой и женой

@темы: Star trek, Nimoy

---

Еще пара монстров.

@темы: Star trek

---

Откуда дровишки? О перепевах песен. Часть 1 - Леонард Нимой

Материал подготовлен с помощью сайта whosampled.com и видео с youtube.com

If I Were a Carpenter (1967) is a cover of
If I Were a Carpenter by Tim Hardin (1966)

и еще семь песен

Both Sides Now (1968) is a cover of
Both Sides Now by Judy Collins (1967)



If I Had a Hammer (1968) is a cover of
If I Had a Hammer by The Weavers (1949)


Sunny (1968) is a cover of
Sunny by Bobby Hebb (1966)



I Walk the Line (1970) is a cover of
I Walk the Line by Johnny Cash (1956)



Proud Mary (1970) is a cover of
Proud Mary by Creedence Clearwater Revival (1969)


Put a Little Love in Your Heart (1970) is a cover of
Put a Little Love in Your Heart by Jackie DeShannon (1969)


Ruby, Don't Take Your Love to Town (1970) is a cover of
Ruby, Don't Take Your Love to Town by Waylon Jennings (1967)

@темы: music, Nimoy

---

Черно-белый Спок смотрит на тебя...

Посмотреть на него? +4

@темы: Star trek

---

Кого только не рисуют-2. Расы.

они там... +8

Теллариты (Journey to Babel)

Андорианцы (Journey to Babel)

Cherons (Let that be your last battlefield)

Талосианцы (The Cage, The Managerie Part I, The Managerie Part II)

Орионцы (Орионки!!!) - The Cage, The Menagerie Part I, The Menagerie Part II, Whom Gods Destroy



And, finally, Pyris! (Catspaw)

@темы: Star trek

---

Смотрю это я Star trek: Enterprise...

И слышу на 16 с хвостиком минуте серии Fusion (сезон 1, эпизод 17)


We were just discussing
Vulcan mating rituals.
Most of my people
are extremely uncomfortable
talking about such things.
So many inhibitions.
Vulcan males are driven to mate
once every seven years.
- Seven years?
- Frightening.
Over the past few years,
we've been developing methods
to accelerate the mating cycle.

Ну а чего? Больше пон-фарров, хороших и разных.

И конечно, fat vulcan - это совсем из ряда вон.

@темы: Star trek